Когда психотерапия вредит аутичным людям
В отношении аутизма и других особенностей развития существует огромный пробел в образовании клинических психологов и психотерапевтов. В своей книге «Это аутизм?» Донна Хендерсон и Сара Вэйленд сообщают, что в одном исследовании 86% специалистов признались, что у них нет навыков для помощи аутичным взрослым.
Многие клиенты годами посещают психотерапевта в убеждении, что с ними что-то не так, и получают «терапию» не для своих реальных проблем.
Есть две причины, почему психотерапия может причинить вред аутичным клиентам. В первую очередь это связано с тем, что у клиентов может не быть правильного диагноза, а психологи недостаточно знают об аутизме и не видят возможные признаки аутизма, если они отличаются от стереотипов.
Вторая причина заключается в дисбалансе власти в психотерапии и различиях в коммуникации нейротипичного психолога и аутичного клиента, что приводит к проблемам в терапевтических отношениях.
Нехватка диагноза
Когда психотерапевты не знают, что их клиенты аутичные, либо клиентам не был поставлен верный диагноз, они склонны приписывать аутичные черты посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР), повышенной тревожности, депрессии или каким-то психологическим травмам в раннем детстве.
Разговаривая с аутичными взрослыми, я слышала множество историй о том, как они много лет проходили психотерапию, чувствуя, что их совершенно не понимают, и считая себя «неполноценными».
Вот что сообщила одна аутичная женщина, Криста Бэйр: «Все внимание уделялось моим травмам, а мой опыт жизни аутичной женщины игнорировался. Его обесценивали, минимизировали, и это подтверждало мой детский опыт, когда мои аутичные черты и поведение также обесценивали и минимизировали».
Психотерапевт другой женщины заявил ей, что она в принципе не может быть аутичной, ей просто нужно стать более стойкой и менее чувствительной.
Получение правильного диагноза чаще всего вызывало огромное облегчение у аутичных клиентов — они чувствовали, что, наконец, все стало понятным. Конечно, не стоит преуменьшать и горе из-за потерянных лет, когда вас постоянно не понимали и когда вы не получали необходимой поддержки и не понимали сами себя.
Джош Ирби, аутичный мужчина, отмечает: «Когда мне сказали, что я аутичный, моя жизнь стала лучше буквально за один день. Мои мысли о суициде просто исчезли. Я смог прекратить прием психиатрических препаратов. Я больше не пытался исправить себя, теперь я пытаюсь приспособиться к тому, какой я есть».
Но иногда психологи просто пытаются отмахнуться от диагноза клиентов. Одна женщина рассказывает: «Психотерапевт заявил, что у меня “задержка эмоционального развития” и мне нужно “перестать зацикливаться” на идее о том, что у меня СДВГ, потому что это меня не определяет... В то время как этот диагноз полностью изменил мою жизнь, позволил встретиться с людьми, которые разделяют мой опыт, и позволил мне лучше понять себя как человека с аутизмом и СДВГ».
Вред в терапевтических отношениях
Отношения в психотерапии по определению отличаются неравной властью. В традиционной психоаналитической терапии психотерапевт — это авторитет и тот, кто поддерживает реальность. Любое разногласие или недопонимание считается проекцией со стороны клиента и объясняется его патологией, в то время как терапевт — всего лишь невинный свидетель. Это может создавать опасные ситуации «газлайтинга», когда психотерапевт отказывается взять на себя ответственность за проблемы в терапевтическом процессе, а отношения сводятся к динамике жертвы или агрессора.
Большинство современных психотерапевтов придерживаются более интерсубъективной модели, в которой отношения терапевта и клиента считаются «созданными совместно». Но даже при более равноправном подходе к терапии клиент всегда находится в более уязвимом положении.
Аутичных людей могли долгое время обучать «выполнять инструкции» в детстве и в традиционном специальном образовании. Они могут чувствовать, что в принципе не могут бросать вызов авторитету терапевта или хотя бы задавать вопросы.
В результате лишнего акцента на «послушании» во время обучения в детстве, у многих аутичных взрослых есть так называемая «травма подчинения». У них могут быть серьезные проблемы с тем, чтобы доверять самим себе.
Меган Анна Нефф, аутичный психолог, написала статью о проблемах в коммуникации людей с разными нейротипами во время психотерапии. В своей статье она рассматривает такие психотерапевтические отношения с точки зрения работы Джессики Бенджамин, которая описала динамику «деятель — предмет деятельности». Это значит, что если в отношениях нет места для двух субъективных реальностей, то один человек превращается в объект. Пространство для «третьей» реальности — это пространство для взаимного признания. Но без знания себя (правильного диагноза) взаимное признание будет невозможно.
Огромный вред, который психологи могут нанести своим аутичным клиентам, — это нежелание признавать свои собственные дискриминационные установки. Если психотерапевт уверен, что его точка зрения — это истина, то все, что ей противоречит, будет объясняться патологией клиента.
Как говорит Нефф: «Если терапевты не проанализировали собственные представления об аутизме и работают, исходя из своих эйблистских и сосредоточенных на нейротипичном опыте представлений, то они воспроизводят динамику “деятель — предмет деятельности” со своими аутичными клиентами».
Вместо этого терапевты могут прояснять возникающее непонимание в отношениях с клиентами, создавая пространство для «третьей реальности».
Как мы, нейротипичные психологи, можем создать поддерживающее пространство?
В первую очередь важно отказаться от модели медицинской патологии и поверить в то, что аутичные люди — это эксперты в своем собственном опыте. Как сторонние наблюдатели аутичного опыта нейротипичные психотерапевты должны принять, что существуют разные типы восприятия окружающего мира, связанные с разными типами нервной системы, а их знания об опыте нейроотличных людей очень ограничены.
Кэти Хиггинс Ли, семейный психотерапевт для пар с нейроотличиями, подчеркивает, что критически важно адаптировать обстановку для сенсорных особенностей клиента. Если это очные встречи, то нужно адаптировать освещение, минимизировать запахи, убедиться, что человеку комфортно свободно двигаться и «стимить» в помещении.
Если это психотерапия онлайн, то нужно разрешить выключенную камеру, если это предпочтение клиента, разрешить использование игрушек и других предметов для «стимминга» и короткие перерывы для движения, ни в коем случае не настаивать на контакте глазами.
Создание безопасного пространства подразумевает прозрачность процесса, объяснения того, «зачем» вы что-то делаете, уважение автономии и целей клиента. Это также может включать раскрытие личной информации психотерапевтом, чтобы гарантировать чувство сопричастности и безопасности клиента.
Очень важно позволять клиентам говорить об их глубоких интересах. Аутичные клиенты обожают «забрасывать информацией» о том, что для них важно, и это необходимое окно в их внутренний мир. Это не то, что нужно подавлять или интерпретировать.
Из-за алекситимии некоторым аутичным клиентам трудно называть свои эмоции или описывать, что происходит в их теле. Для многих аутичных клиентов мысли и эмоции неразрывно связаны. Вместо того, чтобы считать разговор только о мыслях защитой с помощью интеллектуализации, психотерапевтам важно признать, что мысли могут быть «пропитаны эмоциями», как говорит Нефф.
Стандартные терапевтические вопросы вроде «Что вы чувствуете по этому поводу?» могут быть неуместны и нарушать границы. Эти вопросы могут заставить клиентов чувствовать, что они «неправильно» ведут себя во время психотерапии и что им нужно маскировать свой аутизм и отвечать так, как этого хочет психотерапевт.
Если психотерапевты больше работают с телом, то клиентам может быть нужно учиться замечать, что происходит в их теле. Интероцепция — процесс того, как нервная система воспринимает, интерпретирует и объясняет сигналы внутри тела. Очень важно объяснить клиентам, что понимание ощущений в своем теле может улучшить интероцепцию, которая необходима для физиологической и психологической безопасности. Интероцепция формирует наше восприятие самих себя и является фундаментом для саморегуляции.
Наконец, важно помнить, что мы не занимаемся «лечением аутизма». Так что же мы делаем во время психотерапии?
Цели психотерапии с аутичными клиентами могут включать развитие навыков заботы о своей нервной системе или улучшение навыков самоорганизации для выполнения бытовых и других повседневных дел.
Психотерапия также может быть нужна для того, чтобы помочь клиентам лучше понять собственные потребности и научиться отстаивать их — заниматься самоадвокацией.
Важной целью может быть работа с усвоенным извне стыдом за свои отличия и формирование позитивного образа себя.
Особую роль играют сами терапевтические отношения. Позиция искреннего интереса к чужому опыту, полная открытости и любопытства, — это то, что является залогом успешного терапевтического процесса.