Аутичные люди в помогающих профессиях
Стеф Джонс шутит, что раньше она считала себя экстрасенсом. Она работает психотерапевтом, и она нередко инстинктивно знает, в чем проблема клиента, стоит ему только войти в кабинет. Иногда она говорит: «У меня внезапно перехватило дыхание», «У меня закружилась голова» или «У меня возник такой-то образ, это что-то значит для вас?» Все потому, что Джонс может чувствовать ощущения других людей в собственном теле. И эта способность оказалась бесценной в ее профессии.
Только когда уже во взрослом возрасте у нее диагностировали аутизм, она поняла, что это часть ее нейроотличного профиля. Ее способность — это редкое явление, которое в психологии называют «зеркальной эмпатией» или «зеркально-тактильной синестезией». «Это часть того, что значит для меня быть аутичной, как и повышенная чувствительность, обостренное восприятие, повышенное сопереживание и отличная память. Все это пригодилось в работе психотерапевтом», — говорит она.
Люди с зеркально-тактильной синестезией непроизвольно переживают чужие эмоции и физические ощущения в собственном теле. Она встречается примерно у 2% населения, но ее степень может сильно варьироваться: кто-то буквально воспринимает такое же ощущение в той же части тела, а кто-то чувствует лишь «эхо» чужих ощущений.
Нетрудно представить, что некоторым клиентам не по себе от того, как Джонс «считывает» их проблемы. «Но я рассказываю им, в чем дело. Так что они понимают, что здесь нет ничего страшного или паранормального, что существует совершенно рациональное объяснение. Тогда они радуются, что кто-то может понять их на таком глубоком уровне».
Для нее это возможность установить контакт с клиентом в «ускоренном режиме», сразу перейти к делу, в то время как другим психотерапевтам нужно тратить больше времени на построение отношений. «Я могу описать это только как мгновенный резонанс. Клиенты часто говорят, что они чувствуют, что мы давно знаем друг друга. Для нас обоих это очень интенсивный эмоциональный опыт».
Джонс считает, что это далеко не единственная причина, почему некоторые люди в спектре аутизма могут стать хорошими специалистами в области психического здоровья. Аутичные люди могут отличаться вниманием к деталям и улавливать то, что ускользает от нейротипичных специалистов. Они не склонны судить других людей, что может помочь клиентам почувствовать безусловное принятие. Они также склонны к очень интенсивным интересам, так что, если они начинают работать в сфере своего интереса, они становятся одержимы чтением исследований, обучением и дополнительным образованием.
Жаклин также считают, что аутичные черты помогают ей в ее работе. Она фельдшер в круглосуточной кризисной психиатрической службе. В первую очередь она считает такой полезной чертой непредвзятость. «У меня хорошо получается оставаться нейтральной во время кризисной диагностики рядом с крайне страдающими людьми и их близкими, в ситуациях, которые часто требовали вызова полиции и скорой помощи».
«Я довольно прямолинейна и говорю только по делу. Опять же, когда ты участвуешь в диагностике в трудной ситуации, это хорошее качество, — добавляет она. — Я часто быстро замечаю закономерности и общие темы, потому что мой мозг постоянно ищет решения проблем».
Зои, клинический психолог, специализирующийся на нарушениях развития, считает, что ее аутизм позволил ей получить несколько квалификаций в области психотерапии. «Я была полностью на этом сосредоточена и очень много и упорно училась, так что клиенты часто отмечают, как много я знаю, они говорят, что это очень облегчает терапевтический процесс», — говорит она.
Однако хотя эти специалистки говорят о положительной роли аутизма в их профессии, они вынуждены тщательно скрывать свой диагноз от коллег. Джонс, например, говорит, что до недавнего времени ее диагноз был тайной за семью печатями.
«Открыто сказать, что я аутичная — это может быть равносильно карьерному самоубийству, — объясняет она. — Я ужасно боюсь, что этот мой „каминг аут“ приведет к тому, что на меня будут смотреть сквозь призму стереотипов. Ведь до сих пор многие считают, что аутичные люди неспособны на эмпатию и чувства».
Последнее время Джонс много думает о том, что, по статистике, в Великобритании только 22% аутичных взрослых имеют какую-либо оплачиваемую работу. Многие из безработных аутичных людей могут предложить работодателям очень многое, например способность посмотреть на проблему под другим углом или преданность своей работе.
Тем не менее с трудоустройством и, главное, сохранением работы при аутизме возникают большие проблемы. Аутизм в первую очередь влияет на навыки коммуникации, что затрудняет прохождение собеседований, люди могут неправильно понимать вопросы, к ним могут плохо относиться из-за отсутствия контакта глазами. На рабочем месте шум офиса и тревожность, связанная с «неписанными правилами», может вызывать сильные перегрузки.
Джонс поддерживает блог о своей работе. Однажды она спросила в нем других аутичных специалистов, чем они занимаются. К ее удивлению, наутро у нее было 450 ответов, и это число продолжило расти. Эти люди работали в самых разных областях, но Джонс была поражена, что многие, как и она сама, работали в области психического здоровья. Как и она, они говорили, что больше всего они боятся, что коллеги и работодатели узнают об их диагнозе.
«Я получила сотни сообщений от аутичных психотерапевтов, психологов, медсестер и социальных работников. Большинство из них не раскрывали своего диагноза на работе, потому что они слишком боялись стигмы, предрассудков и вредных мифов об аутизме. И дискриминации», — говорит она.
В ответ она создала в инстаграме группу «Сеть аутичных специалистов» (Autistic Professional Network). За несколько дней на нее подписались 596 человек. «Мне казалось важным создать группу, где можно безопасно устанавливать рабочие контакты, искать тех, кто тебя понимает, по желанию сохраняя анонимность, — говорит Джонс. — К сожалению, самая популярная тема, которую мы обсуждаем — это „аутичное выгорание“ из-за того, что нам приходится скрывать, кто мы на самом деле».
Маскировка и камуфляж — термины, которые описывают усилия со стороны нейроотличных людей, которые пытаются скрыть или минимизировать свои черты, чтобы «вписаться» в нейротипичный мир. Это неприятный и очень утомительный опыт, и он связан с проблемами психического здоровья, которые могут варьироваться от стресса до тревожных расстройств, депрессии, эмоционального выгорания и суицидальных мыслей.
Нейротипикам может показаться парадоксальным, что аутичные люди, для которых социальное взаимодействие всегда было проблематичным, могут выбрать профессию, в которой эмпатия и контакт с другими людьми являются неотъемлемой частью. Но Джонс считает, что это совершенно логично. «Примерно 1–2% жителей Великобритании аутичны, но в моей магистратуре из 80 студентов по меньшей мере пятеро были нейроотличными: более 6%. Мы всю жизнь пытались понять самих себя, часто нам ставили неверные диагнозы, и мы отчаянно нуждались в ответах. Мы можем невольно стать экспертами в этой сфере».
Мария — психиатрическая медсестра старше 50 лет. Она согласна, что людям, знающим ее давно, может показаться странным такой выбор специальности. Раньше ей было так трудно говорить с другими людьми, что порою она вообще не говорила. «Кажется странным, что кто-то вроде меня, кому всегда недоставало уверенности, кто всегда боялась заговорить до полной немоты, которой было так трудно общаться с людьми и справляться с социальными ситуациями, будет тяготеть к карьере, для которой обязательны все эти навыки. Но я была переполнена состраданием, сочувствием и отчаянным желанием помогать людям, особенно тем, кого не понимают окружающие», — говорит она.
«Мне кажется, я не осознавала, что остальные люди не живут постоянно с такой экстремальной тревожностью, постоянной нервозностью и невероятно сильным стремлением к справедливости, — добавляет она. — Думаю, мной руководило жгучее желание не допустить, чтобы другие испытывали то же, с чем я постоянно жила. Предоставить другим ту помощь, которой у меня никогда не было».
Надя начала интересоваться психологией, когда пыталась справиться со своим недиагностированным аутизмом. «Я чувствовала, что не понимаю ни себя, ни других людей, — говорит она. — Большую часть жизни я пыталась быть „нормальной“, и для этого я тратила много времени на попытки понять других людей. Вероятно, это стремление понять других перетекло в мою работу».
Как и Джонс, Надя считает, что аутизм помогает ей в работе. «Несмотря на популярный миф о том, что у аутичных людей нет эмпатии, мой опыт говорит об обратном. Я могу по-настоящему установить контакт с людьми, с которыми я работаю, могу чувствовать то же, что и они, — рассказывает она. — У меня аналитический склад ума, мой мозг все время подмечает закономерности, что может быть очень полезно на некоторых фазах психотерапии (оценка потребностей, формулировка целей, терапия). Терапевтические беседы даются мне во много раз проще, чем общие, неформальные „светские“ разговоры».
Однако Надя также беспокоится, что если коллеги узнают о ее диагнозе, то это поставит крест на ее карьере. «Существует множество предрассудков об аутизме, и я боюсь, что меня по умолчанию будут считать некомпетентной, не способной на коммуникацию с другими людьми», — говорит она.
Абдулла Шаньян — аутичный психотерапевт, который работает в Национальном обществе аутизма Великобритании. Он согласен с тем, что раскрытие диагноза связано с большим риском: «В области психического здоровья аутичные специалисты с большой вероятностью сталкиваются с нетерпимостью и негативом, что может причинить большой ущерб их карьерам. Здесь риски гораздо выше, чем в других профессиях».
«Нейротипичные специалисты в области психического здоровья мало отличаются от населения в целом, когда речь идет о понимании аутизма: они воспринимают его очень негативно, — говорит он. — Если они и встречали аутичных людей, чей диагноз был им известен, это скорее всего были люди в период психиатрического кризиса. Это неизбежно приводит к тому, что аутизм ассоциируется у них с неспособностью функционировать».
«Другая проблема в том, что службы психического здоровья все еще находятся в зачаточном состоянии, — добавляет он. — Эта область все еще борется за серьезное отношение как к науке, все еще пытается определить наилучшие практики. Это значит, что неконформный аутичный специалист может восприниматься как повышенный риск и вызывать защитную реакцию».
Джесс Хендрикс возглавляет британскую организацию, которая проводит обучение по вопросам аутизма для специалистов и руководителей в секторе психического здоровья. «Мы должны избавиться от стигмы в отношении аутичных людей в целом, но это особенно касается области психического здоровья, — говорит она. — Один из способов этого добиться — это понимание того, что аутичные люди не „дефективны“, но иначе воспринимают окружающий мир и исходящую информацию. Эти отличия могут обеспечить иной, но не менее эффективный подход в работе».
«Более позитивная информация об аутизме должна помочь в преодолении предрассудков, которые могут быть у клиентов в отношении аутичных специалистов, — считает она. — Можно надеяться, что вкупе с образованием и обучением для всех сотрудников и руководителей учреждений психического здоровья это приведет к тому, что все больше аутичных людей будут открыто говорить о своем диагнозе и все больше аутичных людей будут выбирать подобные профессии».
Конечно, не все аутичные люди сталкиваются с предрассудками на рабочем месте, но страх открытости среди аутичных людей в сфере психического здоровья явно чувствуется.
Оксана работает помощником психолога. «Аутизм означает, что я все время нахожусь в состоянии повышенной бдительности, — говорит она. — Я привыкла анализировать социальное взаимодействие, отмечать закономерности в поведении, у меня есть потребность в понимании систем и организаций. Это помогает мне в психологическом консультировании, потому что я задаю много вопросов и помогаю людям прийти к собственным выводам. У меня нет каких-то изначальных установок о том, как „правильно“ решать их проблемы».
Но она даже не думает о том, чтобы раскрыть свой диагноз. «Я наблюдала, как специалисты говорят о других аутичных людях, как они сомневаются в их способностях, — говорит она. — Мне кажется, что знание о моем нейроотличном опыте не прибавит мне очков, что меня будут считать некомпетентной».
Однако есть и позитивные примеры того, как аутичные специалисты рассказывали коллегам и работодателям о своем диагнозе. Карен учится в докторантуре и специализируется на поддержке маргинализированных групп. «Мой аутизм помогает мне в работе, потому что я очень эмпатичная и эмоционально чувствительная, — рассказывает она. — Мне говорили, что в моем обществе спокойно и легко».
«Недавно я рассказала своим работодателям об аутизме во время встречи, потому что я никак не могла связать слова в предложение, и мне было так стыдно. Я выпалила это со слезами на глазах, но это было такое облегчение. Теперь я знаю, что они понимают, почему я так себя веду в некоторых ситуациях. Это очень помогает».
Джонс решила более открыто говорить о своем аутизме, и она надеется, что это также окажется положительным опытом. «Недавно я рассказала о диагнозе клиентке, с которой я уже давно работаю. Это был первый случай, когда я открыто говорила об этом в профессиональной сфере, конечно, я волновалась, что она скажет. Но ее реакция была отличной: удивление, определенное воодушевление и однозначное любопытство».
Сейчас Джонс твердо намерена стать полностью открытой в отношении своих нейроотличий. «Я работаю с сотнями аутичных специалистов, которые боятся быть открытыми на работе из-за возможного осуждения, так что они ежедневно маскируются, потом возвращаются домой, где с ними случается нервный срыв, и на следующий день все повторяется, — говорит она. — Я иду на большой риск, но я надеюсь, что в итоге это того стоит, не только для меня, но и для других людей в такой же ситуации, чтобы им достало сил быть собой».
